Жилой комплекс "грибоедов". Пресса Почему здание массолита называлось домом грибоедова

Всего 23 фото

Михаил Булгаков сделал Дом Грибоедова или МАССОЛИТ одним из самых примечательных мест действия романа «Мастер и Маргарита». Именно отсюда направились Михаил Александрович Берлиоз, «председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала» и поэт Иван Бездомный на Патриаршие пруды навстречу своей судьбе… Именно здесь располагался воспетый Булгаковым литературный ресторан «Грибоедов».

Странным образом у меня все фото этой усадьбы почему-то сняты именно поздней осенью и зимой. Возможно потому, что иначе сделать фото главного дома усадьбы Яковлева со стороны Тверского практически невозможно из-за густой зелени во дворе … И вообще, пост получился из-за осенне-зимних съемок каким-то грустноватым, несмотря на траги-комические события, что происходили в нем на страницах романа Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита". Давайте, однако, немного коснемся истории усадьбы и событий в романе «Мастер и Маргарита», что происходили здесь.

Примечательно, что эта усадьба Яковлева практически полностью сохранилась и не претерпела обычных уродливых реконструкций в истории новейшей Москвы. На первом этаже, в залах "с росписью" на сводах находился роскошный ресторан, который вошел в роман как «Грибоедов».
02.

«…Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунною решеткой. Небольшая площадка перед домом была заасфальтирована, и в зимнее время на ней возвышался сугроб с лопатой, а в летнее время она превращалась в великолепнейшее отделение летнего ресторана под парусиновым тентом…»...
03.

«Усадьба Яковлева» - одна из самых знаменитых московских дворянских усадеб - усадьба тайного советника обер-прокурора Святейшего Синода А.А. Яковлева. Главный дом был построен в начале XIX века и включил в себя здание XVIII столетия. Изначально въезд в усадьбу находился со стороны Большой Бронной улицы, к которой был обращен главный фасад. Когда создавалась парадная застройка вдоль Тверского бульвара, после сноса стен белого города, дом перестроили. Дворовой фасад внутреннего двора превратился в парадный, - его украсили коринфским пилястровым портиком с фронтоном.
04.

Яковлев, конечно, захотел, чтобы появился въезд со стороны модного Тверского бульвара, вдоль которого возвели белокаменную ограду с коваными решетками «красивого рисунка».
05.

25 марта 1812 года здесь родился будущий писатель А.И. Герцен, внебрачный сын помещика И.А. Яковлева - брата владельца усадьбы - и семнадцатилетней уроженки Штутгарта Генриетты-Вильгельмины-Луизы Гааг.
06.

Иван Алексеевич Яковлев

Родители не оформили брак, и незаконнорожденный мальчик получил фамилию, придуманную отцом: Герцен - значит «сын сердца» (нем.).
07.

Хоть Герцен и родился в доме своего дяди, увидел он его впервые только спустя много лет. Отец Герцена находился в открытом разрыве отношений со своим братом.
08.

Герцен Александр Иванович

После смерти Александра Алексеевича в 1824 году усадьба осталась за его сыном Алексеем Александровичем. Он был нелюдим, не переносил женского общества. Единственной страстью Яковлева была химия, которой он занимался, вечно сидя за микроскопом. Одну комнату в доме он оборудовал под лабораторию. Кстати, именно в этой комнате и родился Герцен. Алексея Александровича хорошо знали в Москве и называли «химиком».
09.

В середине XIX века хозяином усадьбы становится дипломат Д.Н. Свербеев. В его доме по пятницам собирался литературный салон, который считался центром культурной жизни Москвы. Свербеевские пятницы регулярно посещали П.Я. Чаадаев, Е.А. Боратынский Н.В. Гоголь, Н.М. Языков и многие другие. Часто на вечера к Свербееву приезжал и Герцен. Еще в 1827 году Свербеев женился на княгине Е.А. Щербатовой, которая славилась необыкновенной красотой, живым умом и приветливостью нрава. Именно княгиня была центром этого литературного кружка.

Последней владелицей дома по адресу Тверской бульвар, 25 являлась Александра Герасимовна Найденова. Ее муж Александр Александрович Найденов, принадлежал к богатейшему купеческому роду. Самым ярким представителем этого рода был Николай Александрович Найденов - талантливый предприниматель, коммерции советник, потомственный почетный гражданин. Именно он организовал масштабную фотосъемку всех сохранившихся храмов и монастырей Москвы и создал альбомы «Москва. Соборы, монастыри и церкви» - так называемые альбомы Найденова.
10.


В этом двухэтажном особнячке (строение 7) с правой стороны, если смотреть на усадьбу с Тверского сейчас находятся читальный зал, учебно-научные и административные помещения литературного института.

В течение XIX века боковые служебные корпуса усадьбы Яковлева, расположенные вдоль бульвара, развились в самостоятельные ансамбли. В 1882 году флигели были перестроены архитектором А.С. Каминским, который оформил также их фасады. Флигели сдавались хозяевами под различные конторы. До революции в левом от входа с бульвара строении находилось Датское телеграфное общество. В одном из корпусов усадьбы Яковлева располагалось издательство братьев Гранат, выпускавшее знаменитый Энциклопедический словарь, который выходил под редакцией К.А. Тимирязева, М.М. Ковалевского и С.А. Муромцева.
11.


12.

В 1920-е годы в усадьбе Яковлева начинается бурная жизнь. И вновь, как и шестьдесят лет назад, дом становится одним из литературных центров Москвы. Вся огромная усадьба была отдана бесконечному множеству литературных объединений, союзов, содружеств и кружков. Самым мощным объединением была Всероссийская ассоциация пролетарских писателей (ВАПП), преобразованная в 1923 году в Московскую ассоциацию пролетарских писателей (МАПП). Она занимала сразу несколько комнат дома Яковлева.

По образцу МАПП М.А. Булгаков разместил здесь МАССОЛИТ из «Мастера и Маргариты». В романе дом по адресу Тверской бульвар, 25 называется домом Грибоедова, хотя еще в XIX веке среди москвичей было известно другое название - «Дом Герцена». Булгаков рассказывает о нем в романе: «…Дом назывался «домом Грибоедова» на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя - А.С. Грибоедова. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было... Более того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из «Горя от ума» этой самой тетке, раскинувшейся на софе…».
13.

Нижний этаж дома занимал известный в московских литературных кругах ресторан, завсегдатаями которого были многие писатели и поэты того времени. Именно в этот ресторан заявился преследовавший Воланда поэт Иван Бездомный и который сожгли Коровьев и Кот Бегемот.
14.

Некоторые источники сообщают, что этого ресторана не было в Доме Грибоедова, но, позвольте, как это не было?!)
15.

"...ровно через минуту после происшествия на Смоленском и Бегемот и Коровьев уже оказались на тротуаре бульвара, как раз напротив дома Грибоедовской тетки. Коровьев остановился у решетки и заговорил:

Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом! Приятно думать о том, что под этой крышей скрывается и вызревает целая бездна талантов.

Как ананасы в оранжереях, - сказал Бегемот и, чтобы получше полюбоваться на кремовый дом с колоннами, влез на бетонное основание чугунной решетки..."...
16.

...Во флигелях бывшей усадьбы Яковлева разместилось писательское общежитие. В начале 1920-х годов в левом флигеле в небольшой комнате жил О.Э. Мандельштам со своей женой. Сейчас на этом доме установлена мемориальная доска. В писательском общежитии в разное время жили В.В. Иванов, Б.Л. Пастернак, Д.Л. Андреев. Более двадцати лет здесь прожил крупнейший писатель XX века А.П. Платонов.
17.
21.


22.


Автор фото неизвестен

В разное время в Литературном институте учились: Ч.Т. Айтматов, Б.А. Ахмадулина, В.П. Астафьев, Ю.В. Бондарев, Е.А. Евтушенко, Ю.П. Кузнецов, Е.И. Носов. В.О. Пелевин, Р.И. Рождественский, Н.М. Рубцов, К.М. Симонов, Ю.В. Трифонов и многие другие известные писатели.
23.

Прибежище счастливых литераторов МАССОЛИТа было сегодня для нас каким-то зимним, пустынным и грустным. Давным давно закончились "известные события" "Мастера и Маргариты", давным давно сгорел приветливый и любезный "бездне писателей" ресторан Дома Грибоедова. И только кажется, что Москва замерла в зимнем бреду, вздрагивая от холода. И, хоть, "...горожане сильно изменились, внешне, ... как и сам город...", по сути не изменилось ничего - "великий город" помнит и знает своего Мастера, кто создал ту Москву, которая восхищает, которая волнует, которая удивляет..., которая совершая ошибки и творя "беззакония", всегда стремится к Свету...

Источники:

Портал "Шагаю по Москве".
Википедия

Vladimir d’Ar, 2016

Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунною решеткой. Небольшая площадка перед домом была заасфальтирована, и в зимнее время на ней возвышался сугроб с лопатой, а в летнее время она превращалась в великолепнейшее отделение летнего ресторана под парусиновым тентом.

Дом назывался "домом Грибоедова" на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя - Александра Сергеевича Грибоедова. Ну владела или не владела - мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было... Однако дом так называли. Более того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из "Горя от ума" этой самой тетке, раскинувшейся на софе, а впрочем, черт его знает, может быть, и читал, не важно это!

А важно то, что в настоящее время владел этим домом тот самый МАССОЛИТ, во главе которого стоял несчастный Михаил Александрович Берлиоз до своего появления на Патриарших прудах.

С легкой руки членов МАССОЛИТа никто не называл дом "домом Грибоедова", а все говорили просто - "Грибоедов": "Я вчера два часа протолкался у Грибоедова", - "Ну и как?" - "В Ялту на месяц добился". - "Молодец!" Или: "Пойди к Берлиозу, он сегодня от четырех до пяти принимает в Грибоедове..." И так далее.

МАССОЛИТ разместился в Грибоедове так, что лучше и уютнее не придумать. Всякий, входящий в Грибоедова, прежде всего знакомился невольно с извещениями разных спортивных кружков и с групповыми, а также индивидуальными фотографиями членов МАССОЛИТа, которыми (фотографиями) были увешаны стены лестницы, ведущей во второй этаж.

На дверях первой же комнаты в этом верхнем этаже виднелась крупная надпись "Рыбно-дачная секция", и тут же был изображен карась, попавшийся на уду.

На дверях комнаты ј 2 было написано что-то не совсем понятное: "Однодневная творческая путевка. Обращаться к М. В. Подложной".

Следующая дверь несла на себе краткую, но уже вовсе непонятную надпись: "Перелыгино". Потом у случайного посетителя Грибоедова начинали разбегаться глаза от надписей, пестревших на ореховых теткиных дверях: "Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной", "Касса", "Личные расчеты скетчистов"...

Прорезав длиннейшую очередь, начинавшуюся уже внизу в швейцарской, можно было видеть надпись на двери, в которую ежесекундно ломился народ: "Квартирный вопрос".

За квартирным вопросом открывался роскошный плакат, на котором изображена была скала, а по гребню ее ехал всадник в бурке и с винтовкой за плечами. Пониже - пальмы и балкон, на балконе - сидящий молодой человек с хохолком, глядящий куда-то ввысь очень-очень бойкими глазами и держащий в руке самопишущее перо. Подпись: "Полнообъемные творческие отпуска от двух недель (рассказ-новелла) до одного года (роман, трилогия). Ялта, Суук-Су, Боровое, Цихидзири, Махинджаури, Ленинград (Зимний дворец)". У этой двери также была очередь, но не чрезмерная, человек в полтораста.

Далее следовали, повинуясь прихотливым изгибам, подъемам и спускам Грибоедовского дома, - "Правление МАССОЛИТа", "Кассы ј 2, 3, 4, 5", "Редакционная коллегия", "Председатель МАССОЛИТа", "Бильярдная", различные подсобные учреждения, наконец, тот самый зал с колоннадой, где тетка наслаждалась комедией гениального племянника.

Всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам - членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть членским МАССОЛИТским билетом, коричневым, пахнущим дорогой кожей, с золотой широкой каймой, - известным всей Москве билетом.

Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? Это чувство дрянной категории, но все же надо войти и в положение посетителя. Ведь то, что он видел в верхнем этаже, было не все и далеко еще не все. Весь нижний этаж теткиного дома был занят рестораном, и каким рестораном! По справедливости он считался самым лучшим в Москве. И не только потому, что размещался он в двух больших залах со сводчатыми потолками, расписанными лиловыми лошадьми с ассирийскими гривами, не только потому, что на каждом столике помещалась лампа, накрытая шалью, не только потому, что туда не мог проникнуть первый попавшийся человек с улицы, а еще и потому, что качеством своей провизии Грибоедов бил любой ресторан в Москве, как хотел, и что эту провизию отпускали по самой сходной, отнюдь не обременительной цене.

Поэтому нет ничего удивительного в таком хотя бы разговоре, который однажды слышал автор этих правдивейших строк у чугунной решетки Грибоедова:

Ты где сегодня ужинаешь, Амвросий?

Что за вопрос, конечно, здесь, дорогой Фока! Арчибальд Арчибальдович шепнул мне сегодня, что будут порционные судачки а натюрель. Виртуозная штука!

Умеешь ты жить, Амвросий! - со вздохом отвечал тощий, запущенный, с карбункулом на шее Фока румяногубому гиганту, золотистоволосому, пышнощекому Амвросию-поэту.

Никакого уменья особенного у меня нету, - возражал Амвросий, - а обыкновенное желание жить по-человечески. Ты хочешь сказать, Фока, что судачки можно встретить и в "Колизее". Но в "Колизее" порция судачков стоит тринадцать рублей пятнадцать копеек, а у нас - пять пятьдесят! Кроме того, в "Колизее" судачки третьедневочные, и, кроме того, еще у тебя нет гарантии, что ты не получишь в "Колизее" виноградной кистью по морде от первого попавшего молодого человека, ворвавшегося с театрального проезда. Нет, я категорически против "Колизея", - гремел на весь бульвар гастроном Амвросий. - Не уговаривай меня, Фока!

Я не уговариваю тебя, Амвросий, - пищал Фока. - Дома можно поужинать.

Слуга покорный, - трубил Амвросий, - представляю себе твою жену, пытающуюся соорудить в кастрюльке в общей кухне дома порционные судачки а натюрель! Ги-ги-ги!.. Оревуар, Фока! - и, напевая, Амвросий устремлялся к веранде под тентом.

Эх-хо-хо... Да, было, было!.. Помнят московские старожилы знаменитого Грибоедова! Что отварные порционные судачки! Дешевка это, милый Амвросий! А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями? Перепела по-генуэзски? Десять с полтиной! Да джаз, да вежливая услуга! А в июле, когда вся семья на даче, а вас неотложные литературные дела держат в городе, - на веранде, в тени вьющегося винограда, в золотом пятне на чистейшей скатерти тарелочка супа-прентаньер? Помните, Амвросий? Ну что же спрашивать! По губам вашим вижу, что помните. Что ваши сижки, судачки! А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики? Шипящий в горле нарзан?! Но довольно, ты отвлекаешься, читатель! За мной!..

В половине одиннадцатого часа того вечера, когда Берлиоз погиб на Патриарших, в Грибоедове наверху была освещена только одна комната, и в ней томились двенадцать литераторов, собравшихся на заседание и ожидавших Михаила Александровича.

Сидящие на стульях, и на столах, и даже на двух подоконниках в комнате правления МАССОЛИТа серьезно страдали от духоты. Ни одна свежая струя не проникала в открытые окна. Москва отдавала накопленный за день в асфальте жар, и ясно было, что ночь не принесет облегчения. Пахло луком из подвала теткиного дома, где работала ресторанная кухня, и всем хотелось пить, все нервничали и сердились.

Беллетрист Бескудников - тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами - вынул часы. Стрелка ползла к одиннадцати. Бескудников стукнул пальцем по циферблату, показал его соседу, поэту Двубратскому, сидящему на столе и от тоски болтающему ногами, обутыми в желтые туфли на резиновом ходу.

Однако, - проворчал Двубратский.

Хлопец, наверно, на Клязьме застрял, - густым голосом отозвалась Настасья Лукинишна Непременова, московская купеческая сирота, ставшая писательницей и сочиняющая батальные морские рассказы под псевдонимом "Штурман Жорж".

А сейчас хорошо на Клязьме, - подзудила присутствующих Штурман Жорж, зная, что дачный литераторский поселок Перелыгино на Клязьме - общее больное место. - Теперь уж соловьи, наверно, поют. Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особенности весной.

Третий год вношу денежки, чтобы больную базедовой болезнью жену отправить в этот рай, да что-то ничего в волнах не видно, - ядовито и горько сказал новеллист Иероним Поприхин.

Это уж как кому повезет, - прогудел с подоконника критик Абабков.

Радость загорелась в маленьких глазках Штурман Жоржа, и она сказала, смягчая свое контральто:

Не надо, товарищи, завидовать. Дач всего двадцать две, и строится еще только семь, а нас в МАССОЛИТе три тысячи.

Три тысячи сто одиннадцать человек, - вставил кто-то из угла.

Ну вот видите, - проговорила Штурман, - что же делать? Естественно, что дачи получили наиболее талантливые из нас...

Генералы! - напрямик врезался в склоку Глухарев-сценарист.

Бескудников, искусственно зевнув, вышел из комнаты.

Одни в пяти комнатах в Перелыгине, - вслед ему сказал Глухарев.

Лаврович один в шести, - вскричал Денискин, - и столовая дубом обшита!

Э, сейчас не в этом дело, - прогудел Абабков, - а в том, что половина двенадцатого.

Начался шум, назревало что-то вроде бунта. Стали звонить в ненавистное Перелыгино, попали не в ту дачу, к Лавровичу, узнали, что Лаврович ушел на реку, и совершенно от этого расстроились. Наобум позвонили в комиссию изящной словесности по добавочному ј 930 и, конечно, никого там не нашли.

Он мог бы и позвонить! - кричали Денискин, Глухарев и Квант.

Ах, кричали они напрасно: не мог Михаил Александрович позвонить никуда. Далеко, далеко от Грибоедова, в громадном зале, освещенном тысячесвечовыми лампами, на трех цинковых столах лежало то, что еще недавно было Михаилом Александровичем.

На первом - обнаженное, в засохшей крови, тело с перебитой рукой и раздавленной грудной клеткой, на другом - голова с выбитыми передними зубами, с помутневшими открытыми глазами, которые не пугал резчайший свет, а на третьем - груда заскорузлых тряпок.

Возле обезглавленного стояли: профессор судебной медицины, патологоанатом и его прозектор, представители следствия и вызванный по телефону от больной жены заместитель Михаила Александровича Берлиоза по МАССОЛИТу - литератор Желдыбин.

Машина заехала за Желдыбиным и, первым долгом, вместе со следствием, отвезла его (около полуночи это было) на квартиру убитого, где было произведено опечатание его бумаг, а затем уж все поехали в морг.

Вот теперь стоящие у останков покойного совещались, как лучше сделать: пришить ли отрезанную голову к шее или выставить тело в Грибоедовском зале, просто закрыв погибшего наглухо до подбородка черным платком?

Да, Михаил Александрович никуда не мог позвонить, и совершенно напрасно возмущались и кричали Денискин, Глухарев и Квант с Бескудниковым. Ровно в полночь все двенадцать литераторов покинули верхний этаж и спустились в ресторан. Тут опять про себя недобрым словом помянули Михаила Александровича: все столики на веранде, натурально, оказались уже занятыми, и пришлось оставаться ужинать в этих красивых, но душных залах.

И ровно в полночь в первом из них что-то грохнуло, зазвенело, посыпалось, запрыгало. И тотчас тоненький мужской голос отчаянно закричал под музыку: "Аллилуйя!!" Это ударил знаменитый Грибоедовский джаз. Покрытые испариной лица как будто засветились, показалось, что ожили на потолке нарисованные лошади, в лампах как будто прибавили свету, и вдруг, как бы сорвавшись с цепи, заплясали оба зала, а за ними заплясала и веранда.

Заплясал Глухарев с поэтессой Тамарой Полумесяц, заплясал Квант, заплясал Жуколов-романист с какой-то киноактрисой в желтом платье. Плясали: Драгунский, Чердакчи, маленький Денискин с гигантской Штурман Джоржем, плясала красавица архитектор Семейкина-Галл, крепко схваченная неизвестным в белых рогожных брюках. Плясали свои и приглашенные гости, московские и приезжие, писатель Иоганн из Кронштадта, какой-то Витя Куфтик из Ростова, кажется, режиссер, с лиловым лишаем во всю щеку, плясали виднейшие представители поэтического подраздела МАССОЛИТа, то есть Павианов, Богохульский, Сладкий, Шпичкин и Адельфина Буздяк, плясали неизвестной профессии молодые люди в стрижке боксом, с подбитыми ватой плечами, плясал какой-то очень пожилой с бородой, в которой застряло перышко зеленого лука, плясала с ним пожилая, доедаемая малокровием девушка в оранжевом шелковом измятом платьице.

Оплывая потом, официанты несли над головами запотевшие кружки с пивом, хрипло и с ненавистью кричали: "Виноват, гражданин!" Где-то в рупоре голос командовал: "Карский раз! Зубрик два! Фляки господарские!!" Тонкий голос уже не пел, а завывал: "Аллилуйя!" Грохот золотых тарелок в джазе иногда покрывал грохот посуды, которую судомойки по наклонной плоскости спускали в кухню. Словом, ад.

И было в полночь видение в аду. Вышел на веранду черноглазый красавец с кинжальной бородой, во фраке и царственным взором окинул свои владения. Говорили, говорили мистики, что было время, когда красавец не носил фрака, а был опоясан широким кожаным поясом, из-за которого торчали рукояти пистолетов, а его волосы воронова крыла были повязаны алым шелком, и плыл в Караибском море под его командой бриг под черным гробовым флагом с адамовой головой.

Но нет, нет! Лгут обольстители-мистики, никаких Караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибустьеры, и не гонится за ними корвет, не стелется над волною пушечный дым. Нет ничего, и ничего и не было! Вон чахлая липа есть, есть чугунная решетка и за ней бульвар... И плавится лед в вазочке, и видны за соседним столиком налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно... О боги, боги мои, яду мне, яду!..

И вдруг за столиком вспорхнуло слово: "Берлиоз!!" Вдруг джаз развалился и затих, как будто кто-то хлопнул по нему кулаком. "Что, что, что, что?!!" - "Берлиоз!!!". И пошли вскакивать, пошли вскакивать.

Да, взметнулась волна горя при страшном известии о Михаиле Александровиче. Кто-то суетился, кричал, что необходимо сейчас же, тут же, не сходя с места, составить какую-то коллективную телеграмму и немедленно послать ее.

Но какую телеграмму, спросим мы, и куда? И зачем ее посылать? В самом деле, куда? И на что нужна какая бы то ни было телеграмма тому, чей расплющенный затылок сдавлен сейчас в резиновых руках прозектора, чью шею сейчас колет кривыми иглами профессор? Погиб он, и не нужна ему никакая телеграмма. Все кончено, не будем больше загружать телеграф.

Да, погиб, погиб... Но мы то ведь живы!

Да, взметнулась волна горя, но подержалась, подержалась и стала спадать, и кой-кто уже вернулся к своему столику и - сперва украдкой, а потом и в открытую - выпил водочки и закусил. В самом деле, не пропадать же куриным котлетам де-воляй? Чем мы поможем Михаилу Александровичу? Тем, что голодными останемся? Да ведь мы-то живы!

Натурально, рояль закрыли на ключ, джаз разошелся, несколько журналистов уехали в свои редакции писать некрологи. Стало известно, что приехал из морга Желдыбин. Он поместился в кабинете покойного наверху, и тут же прокатился слух, что он и будет замещать Берлиоза. Желдыбин вызвал к себе из ресторана всех двенадцать членов правления, и в срочно начавшемся в кабинете Берлиоза заседании приступили к обсуждению неотложных вопросов об убранстве колонного Грибоедовского зала, о перевозе тела из морга в этот зал, об открытии доступа в него и о прочем, связанном с прискорбным событием.

А ресторан зажил своей обычной ночной жизнью и жил бы ею до закрытия, то есть до четырех часов утра, если бы не произошло нечто, уже совершенно из ряду вон выходящее и поразившее ресторанных гостей гораздо больше, чем известие о гибели Берлиоза.

Первыми заволновались лихачи, дежурившие у ворот Грибоедовского дома. Слышно было, как один из них, приподнявшись на козлах прокричал:

Тю! Вы только поглядите!

Вслед за тем, откуда ни возьмись, у чугунной решетки вспыхнул огонечек и стал приближаться к веранде. Сидящие за столиками стали приподниматься и всматриваться и увидели, что вместе с огонечком шествует к ресторану белое привидение. Когда оно приблизилось к самому трельяжу, все как закостенели за столиками с кусками стерлядки на вилках и вытаращив глаза. Швейцар, вышедший в этот момент из дверей ресторанной вешалки во двор, чтобы покурить, затоптал папиросу и двинулся было к привидению с явной целью преградить ему доступ в ресторан, но почему-то не сделал этого и остановился, глуповато улыбаясь.

И привидение, пройдя в отверстие трельяжа, беспрепятственно вступило на веранду. Тут все увидели, что это - никакое не привидение, а Иван Николаевич Бездомный - известнейший поэт.

Он был бос, в разодранной беловатой толстовке, к коей на груди английской булавкой была приколота бумажная иконка со стершимся изображением неизвестного святого, и в полосатых белых кальсонах. В руке Иван Николаевич нес зажженную венчальную свечу. Правая щека Ивана Николаевича была свеже изодрана. Трудно даже измерить глубину молчания, воцарившегося на веранде. Видно было, как у одного из официантов пиво течет из покосившейся набок кружки на пол.

Поэт поднял свечу над головой и громко сказал:

Здорово, други! - после чего заглянул под ближайший столик и воскликнул тоскливо: - Нет, его здесь нет!

Готово дело. Белая горячка.

А второй, женский, испуганный, произнес слова:

Как же милиция-то пропустила его по улицам в таком виде?

Это Иван Николаевич услыхал и отозвался:

Дважды хотели задержать, в скатертном и здесь, на Бронной, да я махнул через забор и, видите, щеку изорвал! - тут Иван Николаевич поднял свечу и вскричал: - Братья по литературе! (Осипший голос его окреп и стал горячей.) Слушайте меня все! Он появился! Ловите же его немедленно, иначе он натворит неописуемых бед!

Что? Что? Что он сказал? Кто появился? - понеслись голоса со всех сторон.

Консультант! - ответил Иван, - и этот консультант сейчас убил на Патриарших Мишу Берлиоза.

Здесь из внутреннего зала повалил на веранду народ, вокруг Иванова огня сдвинулась толпа.

Виноват, виноват, скажите точнее, - послышался над ухом Ивана тихий и вежливый голос, - скажите, как это убил? Кто убил?

Иностранный консультант, профессор и шпион! - озираясь, отозвался Иван.

А как его фамилия? - тихо спросили на ухо.

То-то фамилия! - в тоске крикнул Иван, - кабы я знал фамилию! Не разглядел я фамилию на визитной карточке... Помню только первую букву "Ве", на "Ве" фамилия! Какая же это фамилия на "Ве"? - схватившись рукою за лоб, сам у себя спросил Иван и вдруг забормотал: - Ве, ве, ве! Ва... Во... Вашнер? Вагнер? Вайнер? Вегнер? Винтер? - волосы на голове Ивана стали ездить от напряжения.

Вульф? - жалостно выкрикнула какая-то женщина.

Иван рассердился.

Дура! - прокричал он, ища глазами крикнувшую. - Причем здесь Вульф? Вульф ни в чем не виноват! Во, во... Нет! Так не вспомню! Ну вот что, граждане: звоните сейчас в милицию, чтобы выслали пять мотоциклетов с пулеметами, профессора ловить. Да не забудьте сказать, что с ним еще двое: какой-то длинный, клетчатый... пенсне треснуло... и кот черный, жирный. А я пока что обыщу Грибоедова... Я чую, что он здесь!

Иван впал в беспокойство, растолкал окружающих, начал размахивать свечой, заливая себя воском, и заглядывать под столы. Тут послышалось слово: "Доктора!" - и чье-то ласковое мясистое лицо, бритое и упитанное, в роговых очках, появилось перед Иваном.

Товарищ Бездомный, - заговорило это лицо юбилейным голосом, - успокойтесь! Вы расстроены смертью всеми нами любимого Михаила Александровича... нет, просто Миши Берлиоза. Мы все это прекрасно понимаем. Вам нужен покой. Сейчас товарищи проводят вас в постель, и вы забудетесь...

Ты, - оскалившись, перебил Иван, - понимаешь ли, что надо поймать профессора? А ты лезешь ко мне со своими глупостями! Кретин!

Товарищ Бездомный, помилуйте, - ответило лицо, краснея, пятясь и уже раскаиваясь, что ввязалось в это дело.

Нет, уж кого-кого, а тебя я не помилую, - с тихой ненавистью сказал Иван Николаевич.

Судорога исказила его лицо, он быстро переложил свечу из правой руки в левую, широко размахнулся и ударил участливое лицо по уху.

Тут догадались броситься на Ивана - и бросились. Свеча погасла, и очки, соскочившие с лица, были мгновенно растоптаны. Иван испустил страшный боевой вопль, слышный к общему соблазну даже на бульваре, и начал защищаться. Зазвенела падающая со столов посуда, закричали женщины.

Пока официанты вязали поэта полотенцами, в раздевалке шел разговор между командиром брига и швейцаром.

Ты видел, что он в подштанниках? - холодно спрашивал пират.

Да ведь, Арчибальд Арчибальдович, - труся, отвечал швейцар, - как же я могу их не допустить, если они - член МАССОЛИТа?

Ты видел, что он в подштанниках? - повторял пират.

Помилуйте, Арчибальд Арчибальдович, - багровея, говорил швейцар, - что же я могу поделать? Я сам понимаю, на веранде дамы сидят.

Дамы здесь ни при чем, дамам это все равно, - отвечал пират, буквально сжигая швейцара глазами, - а это милиции не все равно! Человек в белье может следовать по улицам Москвы только в одном случае, если он идет в сопровождении милиции, и только в одно место - в отделение милиции! А ты, если швейцар, должен знать, что, увидев такого человека, ты должен, не медля ни секунды, начинать свистеть. Ты слышишь?

Ополоумевший швейцар услыхал с веранды уханье, бой посуды и женские крики.

Ну что с тобой сделать за это? - спросил флибустьер.

Кожа на лице швейцара приняла тифозный оттенок, а глаза помертвели. Ему померещилось, что черные волосы, теперь причесанные на пробор, покрылись огненным шелком. Исчезли пластрон и фрак, и за ременным поясом возникла ручка пистолета. Швейцар представил себя повешенным на фор-марса-рее. Своими глазами увидел он свой собственный высунутый язык и безжизненную голову, упавшую на плечо, и даже услыхал плеск волны за бортом. Колени швейцара подогнулись. Но тут флибустьер сжалился над ним и погасил свой острый взор.

Через четверть часа чрезвычайно пораженная публика не только в ресторане, но и на самом бульваре и в окнах домов, выходящих в сад ресторана, видела, как из ворот Грибоедова Пантелей, швейцар, милиционер, официант и поэт Рюхин выносили спеленатого, как куклу, молодого человека, который, заливаясь слезами, плевался, норовя попасть именно в Рюхина, давился слезами и кричал:

Сволочь!

Шофер грузовой машины со злым лицом заводил мотор. Рядом лихач горячил лошадь, бил ее по крупу сиреневыми вожжами, кричал:

А вот на беговой! Я возил в психическую!

Кругом гудела толпа, обсуждая невиданное происшествие; словом, был гадкий, гнусный, соблазнительный, свинский скандал, который кончился лишь тогда, когда грузовик унес на себе от ворот Грибоедова несчастного Ивана Николаевича, милиционера, Пантелея и Рюхина.

Б,Никитская, д. 53 МАССОЛИТ (с 1934 – ЦДЛ)

Расшифровка сокращения (МАССОЛИТ) в тексте нет, однако наиболее вероятным представляется Мастера (Мастерская) Социалистической Литературы, по аналогии с существовавшим в 20-е годы объединения драматургов МАСТКОМДРАМ (Мастерская коммунистической драмы).
В «Доме Грибоедова» - здании правления литературной организации, угадывается дом Герцена, расположенный на улице Герцена (ныне Б.Никитская). А под маской МАССОЛИТа может скрываться прообраз МАССОЛИТА – РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) или более поздний Союз писателей.
В этом доме в 1812 году родился писатель и публицист Александр Герцен, внебрачный сын крупного помещика И.Яковлева, брата владельца дома сенатора А.Яковлева. Булгаков поменял одного писателя (Герцена) на другого (Грибоедова).
Особняк был построен по заказу князя Святополк-Четвертинского по проекту московского архитектора Н.Бойцова. Особняк выполнен в стиле модерн романтического направления. Два этажа, башенки, резное дерево, огромный зал, в котором, по преданию, размещалась влиятельная масонская ложа, а потом знаменитый писательский ресторан.
Сам ЦДЛ был основан в 1934 году – в год проведения первого съезда советских писателей и образования Союза писателей СССР. На открытие было приглашено 100 руководящих партийных работников, членов правительства СССР, заслуженных деятелей искусства. С самого начала были предусмотрены членские взносы. Вступительный – 5 рублей, ежегодный – 15. Суммы взносов неоднократно менялись в сторону увеличения.
ЦДЛ сразу стал писательским клубом, где встречались друзья и враги, звучали застолья, проходили заседания, панихиды, собрания – «чистки» неугодных элементов или награждения достойных.
О писательском доме за 70 лет создано неисчислимое количество легенд. Некоторые из них относятся аж к дореволюционному времени. Например, знатоки утверждали, что в обшитом дубовыми панелями ресторанном зале, где во времена прошлого дислоцировалась масонская ложа, однажды прошел бал, на котором танцевала реальная Наташа Ростова из «Войны и мира». Некоторая несогласованность во времени для легенды не помеха.
Доподлинно известно, что вскоре после постройки дом на Поварской купила графиня Александра Олсуфьева. Она прожила здесь до 1917 года, пока «революционный ураган» не унёс её в Европу.
Дом Олсуфьевых славился на всю Москву французским поваром и винным погребком. Об этой традиции, сохранившейся в ресторане МАССОЛИТа, корить совписов барскими блюдами Булгакова упоминает с особым смаком – ведь обычному гражданину подобные яства и не снились. Советских литераторов – сообщество избранных, ангажированных властью лизоблюдов, травивших Булгакова из года в год, он ненавидел всей душой, поэтому и позволил себе удовольствие спалить Грибоедов в главе «Последние похождения Коровьева и Бегемота».
Булгаков сжег Грибоедова, как и «нехорошую квартиру» - он, как и в юные годы, всё ещё верил в формулу «Ignis sanat» - огонь лечит.

Москва булгаковская/Л.Бояджиева

700 000 руб (95x145 под ключ)

747 000 руб (145x145 под ключ)

813 000 руб (195x145 под ключ)

384 000 руб (95x145 под уcадку)

431 000 руб (145x145 под уcадку)

490 000 руб (195x145 под уcадку)

Заказать

Стоимость проекта указана со сборкой!

Мы работаем с материнским капиталом и субсидиями на строительство !

Уважаемый Клиент компании "ЭльБрус"! Проект можно изменять в соответствии с Вашими требованиями – изменение габаритных размеров, тип крыши, перемещение перегородок, окон, дверей и лестницы. Мы внимательно выслушаем Вас и вместе с Вами воплотим в реальность вашу мечту!

Базовая комплектация дома под ключ:

1. Высота: Мансардный этаж: 2,3 м .
2. Основание: Усиленное — Брус 150х150(h) мм.
3. Половые лаги: Усиленные — Брус 100х150(h) мм. Шаг лаг 0,7-0,8 м.
4. Черновой пол: Бруски 40х50 мм. Доска (обрезная) 100х20 мм.
5. Чистовой пол: Шпунтованная доска толщиной 36 мм.
6. Стены: Профилированный брус 95х145(h ) мм. 145х145(h ) мм. или 190х145(h Брус атмосферной сушки.
7. Перегородки 1-эт.: Профилированный брус 95х145(h ) мм. Впиливаются в несущие стены. Брус атмосферной сушки.
8. Межвенцовый утеплитель:
9. Сборка угла: Тёплый угол.
10. Сборка сруба:
11. Утепление: Пол, межэтажное перекрытие, мансарда утепляются минеральной, рулонной ватой «Кнауф» (или его аналог) толщиной в 100 мм.
12. Пароизоляция: «Изоспан» (или его аналог). Монтируется с двух сторон утеплителя.
13. Межэтажное перекрытие:
14. Каркас мансарды: Брус 40х100(h ) мм.
15. Перегородки 2-эт.: Каркасные. Брус 40х100 мм.
16. Внутренняя отделка: Сухая вагонка хвойных пород толщиной 14-16 мм. Плинтус 35-40 мм.– пол, потолок и углы стен объекта. Профилированный брус не обшивается т.к. строганный и не требует отделки.
17. Стропила и обрешетка: h ) мм. Обрешетка: доска (обрезная) 100х20 мм.
18. Высота конька: 3,3-3,5 м.
19. Кровля: Волнистый лист – ондулин.
20. Окна: деревянные — 1,0х1,2(h ) м. с двойным остеклением, одностворчатые. С фурнитурой.
21. Двери: Входная: металлическая — 2,05х0,8 м. Межкомнатные: деревянные филенчатые — 2,05х0,8 м. С фурнитурой.
22. Лестница: Деревянная с перилами и точёными балясинами . Тетива выполняется из бруса 95х145(h ) мм. Ступеньки 200х40 мм. Впиливаются в тетиву. Угол наклона, шаг и высота ступеней определяется по месту и согласовывается с Заказчиком.
23. Терраса и балкон: Перила и резные (плоские) балясины.
24. Внутренняя и наружная отделка выполнена оцинкованными гвоздями.

Комплектация дома без отделки:

1. Высота: 1 этаж 2,35 м. (17 венцов бруса). Мансардный этаж: 2,3 м.
2. Основание: Усиленное — Брус 150х150(h) мм.
3. Половые лаги: Усиленные — Брус 100х150(h) мм. Шаг лаг 0,7-0,8 м.
4. Черновой пол: Бруски 40х50 мм. Доска (обрезная) 100х20 мм.
5. Стены: Профилированный брус 95х145(h ) мм. 145х145(h ) мм. или 190х145(h ) мм. в зависимости от выбранной толщины. Брус атмосферной сушки. Возможен выбор тип бруса: прямой или полуовал.
6. Перегородки 1-эт.: Профилированный брус 95х145(h ) мм. Впиливаются в несущие стены. Брус атмосферной сушки.
7. Межвенцовый утеплитель: Льноджутовое полотно толщиной 5 мм. Ширина согласно выбранной толщине бруса.
8. Сборка угла: Тёплый угол.
9. Сборка сруба: Металлический нагель (гвозди 200 мм).
10. Межэтажное перекрытие: Брус 40х150(h) мм. С шагом 0,5 м.
11. Каркас мансарды: Брус 40х100(h ) мм.
12. Стропила и обрешетка: Стропила изготавливаются из бруса 40х100(h ) мм. Обрешетка: доска (обрезная) 100х20мм.
13. Фронтоны, углы и поднебесники: Вагонка хвойных пород толщиной 14-16 мм.
14. Высота конька: 3,3-3,5 м.
15. Кровля: Волнистый лист – ондулин. Цвет по выбору: красный, коричневый, зеленый.
16. Наружная отделка выполнена оцинкованными гвоздями.

Дополнительные услуги:

• Сухой профилированный брус 95х145 мм. 53 000 р.
• Сухой профилированный брус 145х145 мм. 58 000 р.
• Свайно-винтовой фундамент. 72 000 р.
• Ленточно-армированный фундамент 300х700(h) мм. 202 000 р.
• Зенкование гвоздей (засвирловка). 12 000 р.
• Скидка 50%! Сборка брусовых стен на деревянные нагеля. 31 000 р.
• Двойная обвязка основания – брус 150х150 мм. 18 000 р.
• Дополнительный венец из бруса – 95х145 мм. 18 000 р.
• Дополнительный венец из бруса – 145х145 мм. 20 000 р.
• Дополнительная брусовая перегородка 1 п.м. – 95×145 мм. 4 500 р.
• Дополнительная каркасная перегородка 1 п.м. – 40×100 мм. 4 000 р.
• Фронтоны из профилированного бруса – 95х145 мм. 50 000 р.
• Фронтоны из профилированного бруса – 145х145 мм. 68 000 р.
• Подоконник с выступом 150 мм. 1 000 р.
• Дополнительное окно с установкой. 4 000 р.
• Дополнительная дверь с установкой. 4 000 р.
• Окно ПВХ (однокамерный) – 1.0х1.2 м. 6 000 р.
• Ройки – усадочный брусок (за 1 проём). 2 000 р.
• Подкровельная мембранная плёнка. 16 000 р.
• Кровля металлочерепица «Монтерей» — толщина 0.4 – 0.5 мм. 53 000 р.
• Обработка основания, лаг, черновых полов – антисептиком. 16 000 р.
• Покраска дома с наружной стороны – Акватекс. 70 000 р.
• Бытовка для проживания бригады – 2.3х3.0 м. 17 000 р.
• Аренда генератора на весь срок строительства (бензин заказчика). 12 000 р.

Фотоотчет проекта:

Дом № 13с1 - скромный шестиэтажный дом, перестроенный в 1941 г. из трехэтажного доходного дома Князевых . Архитектор В. Цабель.

В этом доми жил поэт Семен Гудзенко .

Далее, в глубине бульвара между домамми №13 и №15 стоит дом №11са1 (по старой нумерации дом № 13) - дом конца XVIII века принадлежал князю П.Н. Оболенскому, отцу декабриста Евгения Петровича Оболенского , считался несохранившимся, но благодаря исследованиям москововедов был найден и в 1983 г. искусно реставрирован.

В 1812 году дом горел, но был тремя годами позже восстановлен. Сохранился западный фасад с характерными чертами раннего русского классицизма, сводчатые помещения 1-го этажа и большой зал 2-го парадного этажа.

Дом помещен Матвеем Казаковым в Альбом лучших московских строений конца XVIII в.

В этом доме у Оболенского Е.П собирались декабристы, члены Северного общества
В. К. Кюхельбекер , И. И. Пущин . и другие.
Оболенский, Евгений Петрович, князь-декабрист (1796 - 1865). Состоял адъютантом при командующем пехотой гвардейского корпуса генерал-адъютанте Бистроме. В 1817 г. вступил в Союз Благоденствия. Участвовал в создании Северного общества в Петербурге и входил в состав его руководства.

Перед 14 декабря Оболенский участвовал в детальной разработке плана переворота. Когда Трубецкой, избранный диктатором, не явился на Сенатскую площадь, Оболенский принял на себя командование. В ходе восстания ранил М. А. Милорадовича .
Оболенский был приговорен к смертной казни, которая была заменена вечной каторгой и был отправлен в Сибирь. В 1856 г., по манифесту, Оболенский вернулся в Россию, и ему были возвращены права.
В книге В.А. Никольского "Старая Москва", вышедшей в 1924 г. читаем "Почти рядом с ним (имеется в виду дом Грибоедова) снова остаток старой Москвы - дом (во дворе), принадлежавший рязанскому помещику Протасову , соблазнившемуся при введении винных откупов винокуренным делом и на нем разорившемуся. От Протасова дом перешел к важной московской барыне - сенаторше Ахлестышевой - и доныне хранит свой облик 1850-х годов. Скорее всего, в книге идет речь о доме Оболенского.
Дом №17 - Так называемый "Грибоедовский" дом.

На самом деле, дом, в котором в детстве жил Александр Сергеевич, не сохранился. Он сгорел во время пожара Москвы в 1812 году.
Мать Грибоедова - Настасья Федоровна купила его в 1801 г. у своего брата, послужившего прототипом Фамусова в комедии "Горе от ума". Двор Грибоедовых был типичной небольшой городской дворянской усадьбой, отгороженной дощатым забором. Внутри его стоял деревянный одноэтажный дом с многочисленными службами. У дома была большая открытая галерея, отсюда хорошо было наблюдать за Подновинскими гуляниями Позади двора располагался сад.
В 1814 - 1816 г. был выстроен новый дом, он был двухэтажный с мезонином, верхняя его часть (второй этаж и мезонин) была деревянной, нижняя - каменной. В Пушкинском доме хранится акварель первой половины XIX века с надписью "Подновинское - вид с балкона бывшего дома Гагарина; в крайнем доме слева родился А.С.Грибоедов " На этой акварели отчетливо видны балкон и лепные украшения фасада, выходящего на бульвар.
В немногие свои приезды в Москву Грибоедов иногда останавливался здесь. Дом продали в марте 1834 г., уже после трагической гибели поэта. В последующие годы дом менял владельцев и неоднократно перестраивался.
Так выглядел дом в начале XX века. Фото 1900-х годов. Слева Новинский бульвар, справа Большой Девятинский переулок.


Этот дом тоже пострадал от пожара во время ВОВ. Вот так выглядел дом в 1931 г. Трудно узнать.


Он же. Фото 1956 г.


В начале 1970-х гг., когда готовился проект реставрации, в доме Грибоедова опять произошел пожар, практически полностью уничтоживший верхний, деревянный этаж. Реставраторам удалось восстановить его в камне, повторив близкий к первоначальному архитектурный облик. Был восстановлен балкон с решеткой на торцевом фасаде по Новинскому бульвару, создан лепной декор на основе старых фотографии и по аналогии с деталями других домов того времени.
Вот так дом выглядит сейчас. Вид со стороны Б. Девятинского переулка.

Мемориальная доска.

Продолжение.

Другие улицы Москвы и их достопримечательности. Оглавление .

Использованы материалы: